В строю — сыновья - Дмитрий Азов

Но и другие «не поняли». Солдат ловил на себе осуждающие взгляды. А ефрейтор Байков даже предупредил, что будет о нем на комсомольском собрании говорить.

Виктор почувствовал неладное и дней пять сдерживался. Мысленно себе слово дал, что будет самым дисциплинированным. Но проходило время, и он снова вспыхивал, как спичка. На вопрос сержанта, почему он так ведет себя, отвечал:

— Характер такой. Что я с ним поделаю? Для моего характера нужны дела серьезные. А тут — полы подметай.

— Характер обуздать надо. Подчиняться воле командира — это ведь тоже мужество.

— Я понимаю. Вот на учениях покажу себя.

— Посмотрим, — ответил Василенко.

…На тактических занятиях при наведении линии связи сержант приказал рядовому Гребенюку нести пару катушек кабеля. Передвигаясь с полной боевой выкладкой напрямки, по сугробам и оставляя за собой глубокие, по колено, темные провалы следов, солдат шел, низко нагнувшись, словно упирался в невидимую стену. Упругий ветер бросал в лицо мокрые хлопья снега. Остановился на секунду, покачиваясь, протер глаза:

— Эх, лепит как, ничего не видать.

Про себя подумал: «Наверно, сержант проверить меня хочет на этих занятиях. Рядовому Шабловскому одну катушку дал, а мне…»

Поправив на спине катушки, он ускорил движение. Но потом ему стало так тяжело, что захотелось уткнуться лицом в сугроб да так и застыть. Вдруг он споткнулся, сбросил катушки в снег, в изнеможении произнес:

— Не могу, ч-черт. Плечи онемели и поясницу ломит.

Он схватил горсть снега и жадно раскрыл горячий рот.

— Ненадолго же, брат, хватило, — сказал шедший рядом Шабловский, худенький, низкорослый солдат, с белесыми бровями-елочками, еле заметными на розовом лице. Шабловский устал не меньше Виктора, однако не жаловался. Он поправил катушку, добавил:

— Когда нервничаешь, силы быстрее убывают. Уж сто раз проверено.

Подошел сержант:

— Гребенюк, перестаньте снег есть, простудитесь. Отдыхать тоже после будем, а то не успеем ко времени.

В ответ Гребенюк язвительно заявил:

— Пускай Шабловский несет!

— Выполняйте приказание, рядовой Гребенюк!

Командир отделения еле сдерживался. Взяв себя в руки, он спокойно повторил:

— Это приказ, а не просьба, рядовой Гребенюк!

Виктор нехотя вскинул на плечи катушки. Однако шел преднамеренно медленно. В конце концов его поведение дорого обошлось роте. Она не выполнила боевую задачу, потому что связь была дана с большим опозданием.

В тот же вечер перед строем сержант объявил подчиненному наряд вне очереди.

Виктор никак не ожидал такого поворота.

Отбыв наказание, он угрюмо сидел у окна, наблюдая, как ветер неистово крутит снежные вихри. Невеселые мысли тревожили душу. Дома, в колхозе, уважали его, почтительно за руку здоровались. Там он был сам себе голова. А в армейской жизни не ладится. Солдат горько усмехнулся: «На учениях покажу себя. Вот и показал…»

Матери и братьям о случившемся не писал. Только, как бы между прочим, заметил, что дела у него в основном неплохи. И наверное, по одному этому слову «в основном» чуткое сердце матери уловило недоброе. В последнем ее письме он прочитал:

«Что-то, сынок, тревожный ты. Не случилось ли чего? Ты все еще, наверное, как прежде, — горячий и с норовом. Переломи себя. Это будет к лучшему».

Пробегая глазами неровные строки, Виктор остановился на словах «переломи себя» и невольно вспомнил фразу сержанта Василенко: «Подчиняться воле командира — это ведь тоже мужество».

…Солдатская жизнь вновь и вновь проверяла стойкость воина.

На учениях с боевой стрельбой рядовые Гребенюк и Шабловский обеспечивали связь руководителю. Сначала сержант сомневался, кого послать. Гребенюк сам вызвался.

— Разрешите, товарищ сержант. Не подведу.

— Действуйте!

В самую критическую минуту, когда оставалось немного времени до начала атаки, была повреждена линия связи. Гребенюк представил себе, как сейчас нервничает командир, как переживают товарищи. Он быстро выскочил из блиндажа, побежал по линии. Одна мысль сверлила его мозг: «Сейчас атака, а связи нет. Все нарушится». Вот широкий узорчатый след танка. Так и есть! Танк порвал линию. Солдат быстро соединяет концы провода. Бегом возвращается в блиндаж. Не переводя дыхания, спрашивает рядового Шабловского:

— Ну как?

— Порядок.

Через несколько секунд в трубке раздался голос, хрипловатый, далекий:

— Показать мишени.

Рота пошла в атаку.

После занятий рядовой Гребенюк опять стоял перед строем. Только не как тогда. Сегодня он хорошо потрудился в поле. Сержант ровным, спокойным голосом сказал:

— Снимаю с рядового Гребенюка ранее наложенное взыскание.

Сразу стало легче на душе у солдата. А когда сержант приказал отделению разойтись, Виктора окружили товарищи. Они искренне поздравили его и посоветовали:

— Первый шаг сделан. Теперь недалеко и до благодарности. Не сдавай завоеванных позиций.

В напряженном труде протекло еще несколько месяцев. И о первых, может быть, самых трудных шагах в жизни солдата стали потихоньку забывать.

Но перелом только наметился. Как-то, беседуя с Виктором, командир отделения сказал ему:

— Не понял я вас еще до конца. И почему вы так медленно раскачиваетесь? До каких же пор в отстающих числиться? Посмотрите на Байкова: отличник, молодец парень, на других посмотрите…

— Люди мы разные.

— Разные, но форма на нас одна — военная, и служим мы матери одной — Родине советской, — ответил на это сержант Василенко. — Придет время, и вы поймете, что требую я с вас не по личной прихоти, не ради того, чтобы удовольствие получить, властью своей насытиться. Учиться военному делу настоящим образом — знаете, кто это сказал? Ленин. Вот и подумайте. Вы хотели шофером военным стать. И знаю, что эту мечту не бросили. А кто вам доверит машину? За ней ухаживать — не пол мыть.

…Подразделение готовилось к боевым стрельбам. Командир отделения усиленно тренировал солдат.

Рядовой Гребенюк вместе с другими располагался в укрытии, в нескольких метрах от траншеи. По команде сержанта воины должны стремительно пробежать определенное расстояние, занять траншею и приготовиться открыть огонь.

Раздается команда:

— Отделение, бегом — вперед!

Солдаты вскакивают одновременно. Но не пробегают и половины пути. Сержант останавливает их и приказывает вернуться обратно.

— Так не годится, — говорит он. — Вяло бежите. Автоматчики — расторопный народ. А вы? Первая же пуля противника вас настигнет.

Когда Гребенюк занял траншею, изготовился, Василенко подошел поближе, присмотрелся, тихо спросил:

— Рядовой Гребенюк, как вы думаете? Выполнили бы упражнение при такой изготовке?

Солдат посмотрел на ствол, неуверенно протянул:

— Н-не знаю.

— Автомат неудачно поставили. Ствол в землю смотрит.

И командир приказывает все повторить сначала, выполнить прием, как это положено.

— До тех пор будем тренироваться, — добавляет он, — пока не научитесь правильно изготавливаться.

До стрельб оставалось несколько дней, насыщенных напряженной боевой учебой. Сержант тренировал подчиненных в быстром передвижении, изготовке, в самостоятельном отыскании целей и открытии огня.

Виктору все время казалось, что сержант излишне «придирается» только к нему. Это в значительной мере мешало их взаимопониманию. Правда, один случай поколебал мнение солдата. Однажды сержант обнаружил, что тетради рядового Семенова лежат в беспорядке, сапожная щетка оказалась не там, где положено. Крепко досталось ему. «Значит, сержант не только на меня нажимает, — подумал Гребенюк. Он хотел было посочувствовать товарищу, что вот-де им обоим достается. Тот категорически отрезал:

— Сержант зря никому замечаний не делает.

Но Гребенюк не унимался:

— Характер у него крепкий больно. Скажет: выполняй приказ и ни за что не отступит.

— Армия, — коротко ответил Семенов. — Приказ — закон. Помнишь «Теркина»? Служба — труд. Солдат — не гость…

— Оно известно, да только…

— Что только? Чтоб командир под ваше настроение подстраивался? Много о себе думаете, дорогой товарищ, а вот о роте пока еще мало. Это по дружбе говорю.

Рядовой Семенов помолчал, а потом добавил:

— Командир всегда должен быть твердым. Иначе какой же он командир… А наш не только требует, но и пример показывает во всем. Знак отличника на груди носит. А стреляет сам знаешь как.

— Видел, — как-то неопределенно сказал Гребенюк. — Между прочим, со мной можно было бы и полегче: отца-то на войне убили. Без него вырос я, без отца.

Но и здесь не нашел Виктор сочувствия. Семенов с недоумением посмотрел на него:

— Удивил… Да у нас, считай, полроты, а то и более без отцов выросли. Выходит, всем надо спустя рукава приказания выполнять да кое-как военному делу учиться. Нет уж, извольте, я ему на смену, убитому отцу, пришел… А о сержанте вы зря плохо думаете. Он человек толковый.